Военные корреспонденции Б.Н.Полевого периода Великой Отечественной войны

С первых дней Великой Отечественной войны Б.Полевой был непосредственным и активным участником героической борьбы советского народа с немецко-фашистскими захватчиками.
За годы войны им опубликовано в газете «Правда» около 250 корреспонденции, книга очерков «От Белгорода до Карпат» и ряд очерков в журнале «Октябрь». В своих очерках и корреспонденциях писатель рассказывает о славных трудовых подвигах работников тыла («Бойцы тыла», «На военный лад» и др.), о героических делах воинов на фронтах Отечественной войны («Борьба за дорогу», «Дом 21/А», «Редут Таракуля», «Стена Сталинграда» и др.), беспримерной по смелости борьбе партизан в тылу немецких войск («В стороне партизанской», «Боевой день партизан-минеров». «Друзья» и др.), о звериной сущности гитлеровской армии («Школа ненависти». «Ироды» и др.)
Будучи военным корреспондентом, Б.Полевой побывал на многих участках советско-германского фронта. Ему пришлось сталкиваться с представителями разных родов войск, с людьми, различными по роду занятий до войны, по профессии, образованию, культурному уровню, но едиными в стремлении отстоять свободу своей Родины и разгромить гитлеровские полчища, вторгшиеся в пределы нашей страны.
Корреспонденции и очерки, написанные Б.Полевым в этот период, являются своеобразными фрагментами таких его будущих произведений, как «Повесть о настоящем человеке», «Мы - советские люди», «Золото». В них Б.Полевой создает коллективный образ рядового советского человека, борющегося за свободу своей страны, и стремится показать его в будничной фронтовой обстановке со всеми думами и переживаниями.
В газетных статьях Б.Полевого 1941-1945 годов нашли яркое отражение важнейшие партийные и государственные документы, принимавшиеся в эти годы и ставившие на разных этапах войны актуальные задачи перед народом и военными силами. Но Полевой не был только комментатором этих документов. Он в самой действительности искал и находил такой жизненный материал, который подтверждал правильность и мудрость руководящих указаний нашей партии. В газетных очерках писатель не просто описывал события, а раскрывал их смысл. Он отражал в них жизнь и чувства советских людей, коллективный опыт народа, тот животворный опыт миллионов, опираясь на который наша партия и правительство мудро направляли деятельность советских людей. В этом смысле газетная публицистика Б. Полевого, как и работа всех советских писателей-фронтовиков, имела в годы войны подлинно государственное значение.
Корреспонденции Б.Полевого были своеобразными короткими зарисовками тех или иных явлений и событий, взятых из жизни, но в этих зарисовках, в показе единичного, находили отражение многие существенные, типические явления действительности. (Павлов И.А. Военные корреспонденции Б.Н.Полевого периода Великой Отечественной войны).
// Куйбышевский педагогический институт. Ученые записки. Вып. 19 - Куйбышев. - 1958. - C. 389-409.

В наступлении: из дневников военного корреспондента [фрагмент]

Чтобы предварить эти дневники, расскажу случай, положивший начало всем моим дневниковым книгам, как уже изданным, так и тем, какие я понемногу готовлю к печати.
В войну я был военным корреспондентом «Правды».
В самом начале работы моей в газете была опубликована заметка, называвшаяся «Подвиг Матвея Кузьмина». Нелегко, очень нелегко она мне досталась. Чтобы добыть этот материал, пришлось лететь в трескучий мороз на связном самолете почти за двести километров, под Великие Луки, где старый колхозник повторил подвиг Ивана Сусанина.
Прилетел, когда представители воинской части и односельчане погребали прах старого патриота. Только что отгремели траурные залпы. Среди стоявших у могилы нашлись свидетели того, как старик вывел батальон неприятельских егерей на нашу засаду. Они рассказали подробности.
Уже затемно я вернулся в штабную деревню и едва доплелся до узла связи. Тут же написал заметку и, сдав ее на телеграфный аппарат, уснул в уголке, на груде вкусно пахнущих полушубков. Заметка пришла вовремя и была на следующий день опубликована вместе с сообщением Совинформбюро об этом случае, что у нас, военных корреспондентов, считалось особым шиком.
В первый же мой приезд в Москву меня пригласил к себе главный редактор. В огромном его кабинете было холодно, как в блиндаже на передовой, где из-за близости противника не разрешалось разжигать огонь. Петр Николаевич Поспелов сидел за своим столом в стеганых штанах и партизанском ватнике, что отнюдь не было данью моде, а, как писали мы в те дни, диктовалось суровой необходимостью. Я заметил, что поверх влажного оттиска только что принесенной из типографии полосы лежит номер с заметкой о Матвее Кузьмине, отчеркнутой красным карандашом. Заметил и взыграл духом: будут хвалить.
- Это интересный материал, - сказал редактор, и каждое слово вылетало у него изо рта облачком пара. - Но разве так нужно было написать об этом! Вы ведь писатель. Как бы вы могли об этом рассказать!
Зенитки кудахтали, как куры в птичнике, куда забрался хорек. Огромное здание, как хорошая гитара, резонировало на каждый выстрел. Стекла дрожали. Бледный человек у стола, протирая очки, терпеливо пережидал этот грохот. Потом, когда воздушный бой отвалил в сторону и стало тише, он посадил очки на нос и спокойным, даже, пожалуй, профессорским голосом обобщил:
- Я и вам, и всем военным корреспондентам советую: записывайте, самым подробным образом записывайте все выдающиеся события, свидетелями которых вы становитесь. Записывайте имена, адреса, даты. Сейчас это, может быть, даже и не пригодится, но потом, после войны, приобретет огромную ценность. Это ваш долг, если хотите - ваша обязанность как коммуниста.
Редактор вышел из-за стола, подул в сложенные ладони, мягко ступая валенками, прошелся по комнате, сел в кресло напротив.
- В этой войне народ наш встал во весь рост. Мужество его превосходит героев древней, средней и новой истории... Не знали еще люди такого героизма. Народ-герой - это не фраза из передовой... Как же важно, чтобы среди катаклизмов этой нечеловечески трудной войны ничто бы не затерялось, чтобы не только мы, но дети, внуки, правнуки наши знали, как мы защищали социализм... Записывайте, все записывайте... Не сегодня, так завтра, не завтра, так послезавтра все это приобретет огромную цену... Вот Матвей Кузьмин, о котором вы написали эту заметку, - о нем, может быть, песню петь будут, его именем, может быть, улицы назовут...
Сейчас, почти четверть века спустя, могу сказать, что Петр Николаевич, как говорится, будто в воду глядел. В двадцатилетие Победы старому русскому крестьянину этому посмертно присвоили звание Героя Советского Союза, его именем названа новая площадь в городе Великие Луки, на его могиле поставлен памятник.
Для меня же этот разговор стал одним из добрых уроков, полученных в «Правде».
С тех пор я стал вести что-то вроде дневника. Когда было время, вел записи в хронологическом порядке. Но чаще времени не было. Делал беглые зарисовки для памяти, записывал сценки, разговоры, выдающиеся случаи героизма и отваги. Писать дневники вошло в привычку, и к концу войны скопилось уже несколько тетрадей, из которых и вышли реальные герои моих книг: «Повесть о настоящем человеке», «Мы - советские люди», «Золото» и самой последней повести «Доктор Вера».
Но дневники оставались дневниками. В них отражены записи, сделанные за четыре года войны и на Нюрнбергском процессе, где победившие народы судили главных военных преступников. <...>

В немецком генштабе

Внешне - это обычная немецкая деревня, каких много в берлинском пригороде. Кирпичные дома, похожие друг на друга, долговязая красная кирха, точно вытянувшаяся по стойке «смирно» перед домами, оплетенные диким виноградом тощие деревца и, обязательные для здешних мест, голуби под крышей.
Деревенька втягивается в лес, густой и чистый. Но тут картина сразу меняется. В чаще деревьев - 2-4 бетонных дома, пестро окрашенных и скрытых в искусственно насажденном сосняке. Бетонные дорожки между домами прикрыты сетками. Высокие проволочные заборы, в которых пропускался ток высокого напряжения, ограждающие эту деревушку от мира, доты, маскировка волчьих ям, выкопанных у дорог и дорожек, - все обрызгано серо-желтой краской и почти незаметно для глаз, даже вблизи.
В этой, мирной на вид, деревеньке вернее, - глубоко под землей находилась во время войны адская кухня Гитлера - немецкий генеральный штаб со всем своим хозяйством. Официально он был, конечно, в центре Берлина. Там над зданием генштаба развевался флаг, и пышно одетые швейцары бесшумно открывали двери. Здесь, у деревни Цоссен, не было ни швейцаров, ни флага. Те, кто залил кровью всю Европу, как кроты жили в земляных норах.
Немецкий инженер-электрик Ганс Бельтов, пожилой уже человек, ведавший сложным электрическим хозяйством генштаба и не пожелавший отступить с немецкими войсками, охотно показывает нам это заведение.
Через подземный ход спускаемся вниз. Лифт не работает, и приходится долго крутиться по ступеням винтовой лестницы, кажущейся бесконечной. Наконец, мы на дне колодца. Перед нами - целый подземный городок, длинные, расходящиеся в разные стороны коридоры, ряды комнат, с номерами на дверях.
Все в этой адской кухне Гитлера свидетельствует о том, что удар Красной Армии был до такой степени сокрушительным и неожиданным, что даже работников генерального штаба он застал врасплох. Пол покрыт разбросанными бумагами, картами-справочниками. В кабинете начальника штаба, на рабочем его столе, валяется халат, на полу ночные туфли, а в комнате рядом с кабинетом - смятая и развороченная постель. Перед ней на ночном столике - недопитая бутылка вина, бокалы, горка яблок. Брошены чемоданы с бельем, фотография Гитлера с собственноручной надписью и какие-то семейные фото, с которыми немец обычно не расстается.
О панике, обуявшей генштабистов, красноречиво говорят и записи последних переговоров, которые велись по телеграфным аппаратам штабного узла связи. Мы нашли этот узел и все его службы в полной неприкосновенности. Освещенные тусклым светом стояли бесконечные ряды телеграфных аппаратов, стрелки остановившихся часов показывали без двадцати минут три В это время здесь оборвалась жизнь. Но, бежав, работники генштаба оставили дежурного солдата-телеграфиста, чтобы отвечать на вызовы. На дежурном аппарате, где он работал, мы нашли последние переговорные ленты, показывающие, с каким настроением бывшие хозяева покидали свое разбойничье гнездо.
Вот отрывки из этих лент (я ничего не изменяю и не добавляю):
- У меня спешное на Осло.
- Очень жаль, но мы больше не передаем. Все уехали. Я последний. Через несколько часов закрываю связь.
- Разве в Берлине нет никого, кто бы мог отправить с курьером.
- Увы, нет.
- Боже мой, что делается, довоевались!..
- Внимание! У меня молния для верховного командования вооруженных сил западного отдела генерал-лейтенанту Вистер.
- Мы больше не принимаем.
- Почему?
- Я сказал, что не принимаю, и для вас достаточно. Все смылись. Я не могу каждому рассказывать целый роман...
- Я бы хотел знать, какое у вас положение.
- Превосходное, как всегда. Посмотрел бы ты на меня - я сижу в полной военной форме и с автоматом. Все удрали, я тут последний. Настроение ниже нуля.
- Ну, а в Берлине настроение хорошее?
- Конечно, хорошее, как всегда. Каждый мечтает о мыле, и котле, а у меня петля на шее...
- Есть у вас связь с Прагой?
- Дурак, никакой связи, я последний. Боже, до чего мы довоевались! С Германией кончено все. Русские буквально у дверей. Рублю проволоку.
Впрочем немец и тут остался немцем. В последнюю минуту, когда наши автоматчики показались в дверях телеграфного зала, у солдата не хватило духу испортить аппарат. Он правильно рассчитал, что не стоит умирать за генералов, которые, проиграв войну, бросили его одного в подземелье, и поднял руки вверх.
Еще любопытная деталь бросилась мне в глаза, когда мы ходили по пустым комнатам генерального штаба. Это рукописные таблички, висевшие на наиболее важных телеграфных агрегатах. Они были написаны по-русски, но с ошибками. Сразу угадывалось, что писала их не русская рука: «Солдаты! Не трогайте и не порчайте этих аппарат. Это есть очень ценный трофеум вашей Красной Армии».
Эти таблички написаны инженерами, обслуживавшими электрическое хозяйство подземелья. Хотя всем работникам и всему обслуживающему персоналу генштаба было приказано под страхом немедленного расстрела на месте садиться в машины и уезжать, инженеры справедливо рассудили, что Красной Армии бояться им нечего, залезли в подземный сейф бюро времени и вылезли из него, когда отошли последние машины, увозившие генштабистов.

Б. ПОЛЕВОЙ
1-й УКРАИНСКИЙ ФРОНТ.

// Сталинградская правда - 1945 - 8 мая/

Маршал Советского Союза Конев говорил Б. Полевому, военному корреспонденту «Правды».
- Военный корреспондент на войне должен быть военным человеком, а не штатским созерцателем. Нужно думать больше, постигать смысл происходящего. Сейчас на звонкой фразе да на тактических терминах далеко не уедешь.
Б. Полевой - военный корреспондент в том именно смысле, в каком употребил это слово, тов. Конев. Полевого хорошо знают читатели «Правды». Можно без ошибки сказать, что читатели его любят. Полевой прошел большую военно-журналистскую школу. Вместе с армиями Конева он проделал путь от Белгорода до Карпат. Мы читали его корреспонденции. Нас подкупала серьёзность их, содержательность и простое, скромное слово, проникнутое теплотой.
В обычное время корреспонденции уносятся потоком событий. Они живут недолгий срок в памяти читателя. У корреспонденции с театра Отечественной войны иная судьба. Многие перейдут с газетных полос в исторические книги и будут памятником нашего героического времени. Они не остывают от времени: глубокое чувство придаёт им внутренний свет и сильный накал.
Это относится в полной мере к запискам Б. Полевого. («От Белгорода до Карпат». Изд. «Правда», 1945.) В газете он не хроникёр, а писатель. В картинах боевых действий есть движение. Приобретённый Полевым опыт даёт ему возможность представить читателю боевую операцию и в её общих очертаниях, так что виден замысел командования, и в отдельных эпизодах. Убедителен вывод, сделанный Полевым при описании одного боевого эпизода:
«Гвардии капитан Сорокин разгрызал клещёвский «орешек» тем же маневром, каким генерал армии Конев три недели назад брал вторую столицу Украины. Идея охвата и маневра дошла до батальона. Вот он - стиль этого нашего нового наступления!»
Превосходно сделан литературный портрет генерала, ныне маршала Советского Союза Конева. Он как бы зарисован в обстановке своей рабочей комнаты:
«Рабочий кабинет генерала Конева - это просторная комната обычной крестьянской хаты.
За год командующий почти но изменился. Он все такой же высокий, плечистым, кряжистый, какой-то весь и внутренне и внешне собранный, подтянутый, неутомимо деятельный, как и тогда, вовремя трудного первого нашего летнего наступления под Ржевом. Его скуластое энергичное лицо северянина загорело и обветрено. Узкие серые глаза смотрят умно, проницательно и твёрдо, а хрипловатый басок так же властен и нетерпелив. Только вот разве седины в светлых и мягких волосах да морщинок вокруг глаз прибавил этот трудный военный год».
В небольшой книге Полевого много интересных людей, много волнующих событий. Полевой бывал всюду - и в штабах фронта, армий, дивизий и на передовых линиях. Он вглядывался во все детали боя, шёл вместе с атакующими частями. Его оружием было «перо» корреспондента, но бывали моменты, когда в руках у журналиста оказывался автомат.
Всё, что описывает Полевой, уже стало историей. Дневник обрывается на переходе советской государственной границы, когда перед Полевым встают Карпаты... События тех дней свежи в памяти. Записки Полевого так же интересны теперь, как были в те дни, когда он их торопливо набрасывал, чтобы поспеть в очередной номер газеты.
Полевой с увлечением рассказывает о замечательных советских людях, а книжка в целом говорит о нём самом, как о талантливом военном корреспонденте.

Д. Заславский