| |
 |
|
| |
|
О работе Т.А.Твардовского во фронтовых газетах в годы Великой Отечественной войны
 С первых дней Великой Отечественной войны А.Т. Твардовский находился на фронте. 23 июня 1941 года в Главном Политуправлении Красной Армии вместе с группой других писателей и поэтов получил предписание, куда надлежало прибыть и к какому начальнику там обратиться. «А.Т. Твардовский имел звание майора и как старший по званию он становился старшиной нашей маленькой литературной команды, которая направлялась в Киев, в штаб Киевского Особого Военного округа, ставшего уже тыловой базой Юго-Западного направления. А.Т. Твардовский получил назначение в редакцию фронтовой газеты «Красная Армия», - вспоминает Евг. Долматовский.
В редакции газеты «Красная Армия» А.Т. Твардовский делал все, что положено делать рядовому журналисту; правил заметки, дежурил по номеру, был на рассвете «свежей головой», вычитывающей первый пробный экземпляр номера газеты, писал передовицы, очерки, стихи, фельетоны, статьи, лозунги. Твардовский был на фронте. Его боевая позиция была в фронтовой газете. Со страниц газеты он «вел огонь по врагу».
Когда ему удавалось выезжать в командировки, он спокойно и с достоинством выходил под вражеский огонь, когда этого требовали обстоятельства. Об этом периоде своей работы во фронтовой газете впоследствии поэт писал: «В качестве спецкорреспондента, еще точнее сказать - в качестве именно писателя (была такая штатная должность в системе военной печати), я прибыл на Юго-Западный фронт, в редакцию газеты «Красная Армия» и стал делать то, что делали писатели на фронте» <...>
И вспоминая о периоде своей работы на Юго-Западном фронте, он писал: «Чувство неудовлетворенности всеми видами нашей работы в газете постепенно становилось для меня личной бедой. Приходили мысли и о том, что, может быть, не здесь твое настоящее место, а в строю - в полку, в батальоне, в роте, где делается самое главное, что нужно делать для Родины». Стремился туда, где идет настоящая война, живое дело войны. (Шуляков В.А., Ковалева Т.Л. О работе Т.А.Твардовского во фронтовых газетах в годы Великой Отечественной войны)
// Творчество М.В.Исаковского, А.Т.Твардовского, Н.И.Рыленкова в контексте русской и мировой культуры: материалы докладов научной конференции, посвященной 100-летию со дня рождения Исаковского и 90-летию со дня рождения А.Твардовского и Н.Рыленкова. 23-25 мая 1999 года. - Смоленск. - 2000. - C. 262-269.
|
 Встречи с Твардовским
Встретились мы с Александром Твардовским на войне, в конце второй мировой. Войска Третьего Белорусского фронта, освободив Литву, штурмовали Восточную Пруссию.
Свел нас полковник Баканов. Николай Александрович Баканов принадлежал к той плеяде кадровых военных, которые, независимо от занимаемых постов (в свое время он командовал полком, а в годы войны был заместителем редактора фронтовой газеты «Красноармейская правда»), всегда со всеми оставался «на равной ноге». Тихий, скромный, даже застенчивый человек, в пору, когда он командовал полком, в свободные от службы часы сочинял бесхитростные зарисовки, в которых были живые картины воинской службы. Затем он стал военным журналистом.
В начальный период войны - летом 1941 года - корреспонденты центральных газет, аккредитованные при Западном фронте, оказались под заботливой опекой редакции «Красноармейская правда». Жили мы в палаточном городке, упрятанном в молодом березняке в районе Касни. Вместе с сотрудниками фронтовой газеты ездили в дивизии и полки, вместе с ними каждое утро выходили на боевую зарядку, которую неизменно проводил Николай Баканов.
Фронтовые дороги разлучили нас на три года. Лишь летом 1944 года, после освобождения Каунаса, я снова разыскал редакцию «Красноармейской правды» и с радостью скрестил объятия с полковником Бакановым. За обедом не обошлось без «трофейной жидкости». Я продекламировал на память что-то из «Василия Теркина».
- А Твардовский-то теперь у нас, в нашей редакции, - не без гордости сказал Баканов, - Мы с ним дружим. Хоть он и с трудноватым характером, но человек простой, свойский. Обязательно познакомлю тебя.
Не помню, когда и при каких обстоятельствах состоялось это знакомство, в конечном счете, это и не так уж важно, но знаю точно: новый 1945 год Твардовский и я встречали вместе. В Каунасе, в фотостудии, принадлежавшей Карлу Петровичу Баульсу. В воздухе пахло весной - весной Победы. Вполне понятно, что и наше новогоднее застолье было веселым. Как бы главной фигурой новогоднего торжества оказался Александр Твардовский. Он с каким-то упоением читал стихи, отрывки из «Василия Теркина» и пел. Пел со всеми. Пел и один - старинные русские песни, пел тихо, задумчиво, задушевно. А когда пели все или подпевали ему, Твардовский не разрешал врываться в строй песни громовыми и ухарски-раздольными выкриками.
Мы расстались на рассвете на улицах Каунаса. Твардовский ушел к себе в редакцию, а я уехал в 5-ю армию, в дивизию генерала Казаряна. Возможно, на этом и закончились бы мои «взаимоотношения» с Александром Твардовским, если бы опять же не Николай Баканов.<…>
Мне хочется напомнить об одной особенности характера Александра Твардовского. Если на войне некоторые писатели и журналисты из фронтовых или центральных газет любили наведываться к высшему комсоставу, а потом в своих повествованиях до мельчайших подробностей рассказывать об этих встречах, то Трифонович не только не искал этих встреч, но даже уклонялся от них, если не сказать более - не любил. Он не так уж часто посещал передний край на войне, но уж если шел в подразделение, то надолго, жил с солдатами, вместе с ними ел кашу, пил водку, пел солдатские песни. (Кудреватых Л. Встречи с Твардовским).
// Москва. - 1974. - №12. - C. 200-210.
|
 Работа А.Твардовского во фронтовой печати в период освобождения Украины
В 1941-1942 годах Твардовский в той же газете «Красная Армия» опубликовал ряд очерков, в которых главным образом говорилось о тяжелых и изнурительных боях Советской Армии на территории Украины в первые годы войны. Очерки писались по свежим следам, чаще всего их основу составляли беседы поэта с бойцами - командирами Действующей Армии. Для писателя эти беседы имели особое значение, поскольку в них раскрывался внутренний мир советского человека, с оружием в руках защищавшего свою Родину от вражеского нашествия. Примечательно, что на том этапе Твардовский отдавал предпочтение в своем творчестве не стихотворениям, а очеркам. Он писал в этой связи: «Внутреннее удовлетворение мне больше доставляла работа в прозе - очерки о героях боев, написанные на основе личных бесед с людьми фронта. Пусть эти короткие, в двести-триста газетных строк, очерки далеко не вмещали всего того, что давало общение с человеком, о котором шла речь, но, во-первых, это было фиксацией живой человеческой деятельности, закреплением реального материала фронтовой жизни, во-вторых, здесь не нужно было шутить во что бы то ни стало, а просто и достоверно излагать на бумаге суть дела, и, наконец, мы все знали, как ценили сами герои эти очерки, делавшие их подвиги известными всему фронту, заносившие их как бы в некую летопись воины». (Скоробогач Т.Л. Работа А.Твардовского во фронтовой печати в период освобождения Украины)
// Великая Отечественная война в советской литературе. - М., 1985. - C. 43-49.
|
КЕНИГСБЕРГ
 Дощечки с надписями: «Проезда нет» и «Дорога обстреливается» - еще не убраны, а только отвалены в сторону.
Но очевидным опровержением этих надписей, еще вчера имевших полную силу, уже стала сама дорога. Тесно забитая машинами, подводами, встречными колоннами пленных немцев и возвращающихся из немецкой неволи людей, она дышит густой, сухой пылью от необычного для нее движения.
Липовые аллеи, прореженные и иссеченные артиллерией, всевозможное полузаваленное и вовсе заваленное траншейное рытье, воронки, нагромождения развалин - привычная картина ближних подступов к рубежам, за которые противник держался с особым упорством.
И на повороте свежая, не тронутая еще ни одним дождем, не обветренная дощечка указателя: «В город».
В город-крепость, в главный город Восточной Пруссии, в ее столицу - Кенигсберг.
Давно уже не в новинку эти стандартно-щеголеватые домики предместий, старинные и новейшей архитектуры здания немецких городов, потрясенные тяжкой стопой войны.
Но Кенигсберг прежде всего большой город. Многое из того, что на въезде могло сразу броситься в глаза - башни, шпили, заводские трубы, многоэтажные здания, - повержено в прах и красно-кирпичной пылью красит подошвы солдатских сапог советского образца, мутно-огненными облаками висит в воздухе.
И, однако, тяжелая громада города-крепости и в этом своем полуразмолотом виде предстает настолько внушительно, что это несравнимо со всеми другими, уже пройденными городами Восточной Пруссии.
И так же, как в зрелище развалин, закопченных огнем, в грудах щебенки, загромождающих улицы и проезды, мы не можем не видеть живого напоминания о разрушенных немцами городах нашей Родины, так же нельзя не видеть во всем этом живого подтверждения всесокрушающей ударной мощи нашего оружия.
- Почище Смоленска сработано, - вроде как шутки ради говорят бойцы, вступающие в улицы города. Но в усталом, суровом и прямом взгляде глаз справедливое торжество и горделивое сознание собственной силы.
А сила эта во всем вокруг. И прежде всего в этом великом людском потоке, заполнившем узкие улицы чужого города своей слаженной, внутренне деловитой суетой, словами команды, своей родной речью, песнями, музыкой, привезенными невесть из какой глубины России, своим большим воинским праздником победы.
Пехота на машинах, на броне танков и самоходных орудий, шоферы, дружелюбно перебранивающиеся из дверцы в дверцу, регулировщицы в форменных белых, немножко великоватых перчатках, мотоциклисты, верховые и пешие, - смотришь и невольно думаешь в простодушном и радостном изумлении: «А и много же, ах как много нас, русских, советских людей! Так много что хватает и на то, чтоб держать в полном рабочем порядке необозримый наш тыл, пахать землю и ковать железо; и на то, чтоб поднимать к жизни столько отвоеванных у врага городов и сел и на то чтоб пройти столько верст, занять столько городов и земель противника; и на то, чтоб в три дня штурмом сломить его сопротивление на таком рубеже, на такой точке, как этот город Кенигсберг; и на то, чтоб в первый же день по взятии города заполнить его такой массой людей и колес. На все хватает!»
Грохот боя, откатившийся уже далеко за город, не тревожит разнообразного, делового и праздничного шума и говора на марше по главной улице.
Каких только лиц солдатских здесь не увидишь! И усатые, будто бы сонливые, но полные энергичной выразительности лица пожилых, и молодые, но успевшие возмужать на войне, по-мужски загорелые и по-солдатски серьезные, а все-таки юношеские, и белокурые, с чернью копоти на висках, и чернявые, припорошенные серой и ржавой пылью, и иные...
И на всех лицах - отражение дня большой и гордой победы. Но город, там и сям горящий, там и сям роняющий с шумом, треском и грохотом сдвинутую огнем стену, там и сям содрогающийся от взрывов, - чужой и враждебный город. Он таит еще в теснинах своих развалин и уцелевших стен, в подвалах и на чердаках злобные души, способные на все в отчаянии поражения.
Группа бойцов-автоматчиков полубегом в тесноте уличного движения пробирается к переулку, где из окошек-амбразур полуподвала в безумном упорстве, возможно не знающие о полном поражении, немцы еще ведут пулеметный и винтовочный огонь.
Угомонить их снаружи оказывается довольно трудно с помощью одного только пехотного оружия. Тогда с истинно русской щедростью на них отпускается три-четыре снаряда танковой пушки - по числу окошек. (А.Твардовский. Кенигсберг).
|
 |
… Прошла война, прошла страда,
Но боль взывает к людям:
Давайте, люди, никогда
Об этом не забудем.
Пусть память гордую о ней
Хранят, об этой муке,
И дети нынешних детей,
И наших внуков внуки.
Пускай всегда годину ту
На память нам приводит
И первый снег, и рожь в цвету,
Когда под ветром ходит.
|
И каждый дом и каждый сад
В ряду - большой и малый,
И дня восход и дня закат
Над темный лесом - алый.
Пускай во всем, чем жизнь полна,
Во всем, что сердцу мило,
Нам будет памятка дана
О том, что в мире было.
Затем, чтоб этого забыть
Не смели поколенья.
Затем, чтоб нам счастливей быть,
А счастье - не в забвенье!
Александр Трифонович Твардовский |
|
|
|
|
|
|
|